|
Популярно |
Быть первым в Сан-ЛазареMaraTales.05ToBe1st ИсторияСкрыть малые изменения - Показать разницу в результате 06.12.2011 21:48
изменил -
Удалены строки 37-43:
[[#comment1]](:nl:)>>messagehead<< !!!!!Nash — [-12 June 2011, 09:32-] >>messageitem<< This has made my day. I wish all potisngs were this good. >><< 12.06.2011 09:32
изменил - Comment added
Добавлены строки 38-44:
[[#comment1]](:nl:)>>messagehead<< !!!!!Nash — [-12 June 2011, 09:32-] >>messageitem<< This has made my day. I wish all potisngs were this good. >><< 23.11.2008 02:52
изменил -
Добавлены строки 1-37:
(:title Быть первым в Сан-Лазаре:) Стив бежал, чтобы победить. Он был в хорошей, в очень хорошей форме, на последних тренировках ноги звенели как камертон, после трех дней отдыха с несколькими километрами утренней трусцы он соскучился по быстрому темпу и бежал сейчас жадно и уверенно. Бежал, чтобы победить. Старт сложился неожиданно. Забег в этом маленьком калифорнийском городке проводился традиционно, уже шестой или восьмой раз, и никогда не привлекал особенного внимания сверхмарафонской элиты, но сейчас что-то вдруг встрепенулось в организации. Повернулось что-то большое политическое: то ли выборы мэра, то ли открытие офиса транснациональной компании – понадобилась эффектная PR-акция. А что по нынешним временам может быть эффективнее спортивного праздника? Зашевелись спонсоры, забег выкатил вдруг невероятный призовой фонд, и большие бегуны неожиданно обнаружили вполне интересный старт в легкоатлетическом календаре. Плохо ли? Конечно, у большинства планы уже были сверстаны, и менять их было невозможно, но Стив сумел подвинуть тренировочный цикл и теперь вместе с Эдуардом из России, парой незнакомых, но хорошо экипированных чернокожих африканцев и Никосом по прозвищу Греческий Страус возглавлял гонку по накаленному обезумевшим калифорнийским солнцем шоссе, белой иглой пронзавшему источающую жар и вонь пустыню и вонзавшемуся в красную громаду гор на горизонте. Там, в отрогах, нацеливаясь на шоссе черными объективами фото- и видеокамер, ждал их Сан-Лазар. А условия для ультрамарафона были нешуточными. Солнце зависло надо лбом и жарило нещадно, слепящие блики, превращаясь в призрачных фантомов стеклами поляроидных очков, лежали на полированных черных плечах африканцев, на мусоре пластиковых бутылок вдоль шоссе, на белой морзянке разделительной полосы, на лопостях вертолета сопровождения, периодически прозванивающего зенит, на поломанных крыльях стрекозы на асфальте… Шоссе рассекало плоскую слепую пустыню, как бритвенный разрез рассекает белый лист мелованной бумаги – щель в другое пространство, в инобытие ультрамарафона, в узкий зазор между реальностью и лукавым обманом кинематографического сна: костлявое дерево дразнилось отсутствием тени, топленый асфальт пытался взасос целовать подошвы марафонок, зной сгущался до плотности смолы и обволакивал пятерку бегунов, далеко оторвавшихся от пелетона. Стив слушал дыхание бегунов, ритмичный бег африканцев, и в его пустом мозгу крутилось непрерывное ''темные лошадки кто вы и откуда''? В этот момент раздался сухой выстрел – Стив скосил глаз и увидел разлетающиеся брызги пластмассовой зажигалки: не выдержав пекла, взорвалась и осколки еще скользили по асфальту. А Эдуард сбил шаг и вдруг начал отставать. Стив попытался поймать его дыхание, чтобы понять, насколько это серьезно, но не услышал за дыханием остальных. Но в хрусте и скрипе марафонок Эдуарда звучала усталость. Он сместился в хвост; произошла неуловимая перегруппировка, кто-то подвинулся, кто-то подтянулся, и все снова побежали в одном ритме – кроме русского. Было еще долго, долго, долго. Эдуард отставал мучительно, с трудом и болью, с хрипом, но отвалился, наконец, и шаг его затерялся в звоне пустыни. Потом прямая стрела шоссе чуть-чуть наклонилась, и африканцы начали исподтишка раскатываться, но Стив поймал их намерение и мягко включился в нарастающий темп, а Никос поторопился. К шестидесятому километру они разбежались по три пятнадцать, а жара все нарастала, и в какой-то момент Стив поймал себя на том, что повторяет и повторяет мысленно ''вата вязнет во рту вредно вата на бегу''. И он чуть-чуть прибавил, пару секунд на километр, и Никос вдруг сразу отстал, как отстает и бессильно ложится на пыльную обочину газетный лист, потерявший поток ветра попутного автомобиля. Потом на какое-то время Стив провалился в транс, минут на пятнадцать, горы придвинулись, когда он вернулся, что-то неуловимо изменилось у африканцев, и он прибавил еще чуть-чуть, совсем немного, вплотную подошел к грани, подобрался… Но бег шел как никогда, и шаг попадал в бедро от самого асфальта, и ритм бега звучал в нем и в пустыне вокруг, совсем уже потерявшей очертания. Пространство зыбко дрожало в такт, горизонт расплывался, только оставалась твердая серая лента шоссе и прерывистые сообщения разделительной полосы. Стиву вдруг показалось, что он мчится внутри сияющего раскаленного шара, полупрозрачного и призрачного, на неясных стенках которого дрожат белые и оранжевые блики, раскручивает его, толкая асфальтовую полосу назад и назад, а шар висит в пылающем камине… Тут он обнаружил, что бежит уже один, а соперников даже и не слышно позади. Это был подарок: африканцы откровенно сдали – и сдали синхронно, близнецы-братья. Стив ощутил мгновенное недовольство собой: а если бы он, так увлекшись, нелепо прозевал их ускорение? Но теперь дорога перед ним была чиста. Еще чуть меньше двадцати километров и еще чуть больше часа, а Стив полностью контролировал бег и свое состояние, и вот только эта бешеная жара!.. Стив провел беглую ревизию: ничто не болит, потертостей не ощущается, пульсомер выдает сто семьдесят – многовато, но приемлемо по такой жаре, мысли – медленные, вялые, неповоротливые, наползающие друг на друга как тюлени на берегу, но ясные, и спутанности сознания нет. ''И Сан-Лазар меня с победой ждет''. И тут Стив увидел впереди бегуна. Он сплелся из колеблющегося воздуха, из душных миазмов пустыни, из потока солнечных лучей – ломаная белая фигурка, расчлененная пополам миражом, отраженная в несуществующих лужах разлитого по асфальту пекла. Откуда он взялся, его не могло быть, никого нет впереди, Стив первый, и между ним и финишем - только натянутое нитью асфальтовое шоссе, лопнет или не лопнет от жары? Но фигурка маячила впереди, нелепо подскакивала на каждом шаге, и Стив подумал, что с такой техникой нужно прыгать в высоту, а не бегать ультры по пустыне, материализуясь перед носом у лидера. Но считать призраком это белое пятно на сером полотне дороги Стиву не позволял спортивный долг, и он ухватился взглядом за соперника и начал медленно подтягиваться к нему – медленно, медленно, медленно, цент за центом, стопа за стопой, шаг за шагом, пока мираж не оформился в длинного колченого марафонца, с раздражающей, скачущей техникой бега, и Стив приготовился сесть ему на спину. На нем была белая майка с длинными рукавами до запястий, и Стив про себя согласился, что, пожалуй, для такого солнца это правильный выбор. Кто же это, черт побери? Стив зашел чуть сбоку и скосил взгляд вверх, где маячил голый желтый череп соперника (не напечет плешку-то, нет?). Желтый китаец, даже зеленоватый, видно от усталости. Лица он не увидел – все лицо бегуна ото лба до самых губ было закрыто зеркальным щитком, и Стив подумал, что окажись они в таком виде – в навороченных марафонках на ногах с разноцветными вставками и пупырами, в невесомых сетчатых майках, тончайших обтягивающих трусах кислотных цветов и напульсниках, в поляроидных очках, с антеннами, торчащими из-за ушей, с часами, утыканными кнопками, зато без стрелок, с картиодатчиками, проводом в уши, микрофоном – окажись они в таком виде на пробеге шестидесятых годов, их немедленно признали за инопланетян. Длинная желтая неприятность китайского происхождения повернула лицо и посмотрела на Стива. В щитке мелькнул черно-белый штрих-код отражения: сам Стив и безнадежная пустыня. Соперник скрипнул горлом, отвернулся лбом к финишу и заскакал упорнее. Ага, не нравлюсь я тебе, и это хорошо, подумал Стив. Последнее достижение китайских генетиков. Наверное, сбросили с вертолета. Не дать оторваться: Стив вцепился в подмышку сопернику, впился как клещ и повис, не отпуская дальше, чем на полметра. Пусть поработает паровозиком, китайским паровозиком, китайским паровозиком в Шанхай. Но было тяжело, ох, тяжело. Ноги постепенно стали подзакисляться, в мышцах затлел уголь, бедра начало печь. Стив упорно разглядывал чужую подмышку, которая все пыталась выскочить под углом в сторону, а время шло и шло, бег длился и ситуация застыла в напряжении. Ногам, однако, становилось все хуже: вот натянулись как струны боковые связки под коленями, сначала на правой, и сразу левой, натянулись и застыли как колышки, мешая бежать; вот уголь в бедрах стал уже не печь, а жечь, вот стопа начала шлепать по асфальту… Но генетический китаец впереди тоже маялся и все чаще поскрипывал горлом. Ничего, думал Стив, перед городом пойдут холмики и там посмотрим, как ты по холмикам попрыгаешь. Слева на обочине стало нарастать какое-то движение. Не отпуская взглядом привычную подмышку, Стив выбросил руку в сторону и тут же ощутил ледяную тяжесть мокрой губки. Он выдавил короткий водопад воды себе на лицо и грудь – вода высохла практически мгновенно, но стало полегче. Через десять шагов Стив снова выбросил руку – и в нее ткнулась скользкая мокрая бутылочка. Стив скосил взгляд посмотреть время, но зеленые цифры светящегося табло не захотели собираться в осмысленное и оставили на сетчатке только какой-то мусор иероглифов. Последний пункт питания остался позади. Через километр пойдут холмики. Стив вытянул зубами клапан бутылочки и выбрызнул в спекшиеся губы содержимое. Эх! судьи второпях перепутали заявленное тренерами питание, и вместо привычного мара-тоника с эксклюзивными минеральными присыпками от массажиста Томми во рту Стива оказалось что-то неожиданно кислое… но бодрящее! Только бы живот не прихватило от непривычного, на секунду обеспокоился Стив. Он мимоходом вспомнил рассказ Эдуарда о его знакомом лыжнике: у того за пару километров до финиша вдруг возникли кишечные «спазмы непреодолимой силы»; идя первым, он – настоящий боец – не позволил себе останавливаться, но и терпеть дольше не мог, и принял мужественное решение освободиться от тяжести прямо на ходу и одетым. В результате на награждение он не пошел, а скрывался от репортеров в гостинице, отмываясь после победного финиша. Стив отвлекся от вражьей подмышки, незаметно сместился чуть в сторону и выглянул вперед – где там горки-то? Оказалось, что уже сгущаются сумерки, не должны бы, слишком рано, чтобы темнеть, или это уже туннельное сужение зрения начинается? А горы подобрались уже совсем близко, нависали красными громадами, пустыня тоже накинула багровое, и шоссе темнело, поднимаясь и опускаясь волнами по холмам, устремляясь к подножью, где уже начинал искриться первыми искорками огней лежащий в тени Сан-Лазар. За пять шагов до первого подъема Стив атаковал из-за локтя китайца. Он вышел вперед, соперник прозевал это ускорение и теперь тщетно пытался поймать ускользающий контакт. Не давая ему опомниться, Стив отрабатывал тягун по полной, прибавляя и прибавляя по капельке, и китаец скрипел и мучился сзади, понимая и сам, что не удержится за Стивом, и ноги болели уже нестерпимо, боль разливалась импульсами, грудь разрывалась, во рту, в горле стоял вкус крови, и Стив осознал, что периодически слабо вскрикивает. Он, уже ничего не видя, бежал и бежал, бежал вниз и вверх и снова вниз, к городу, к главной площади, на шум финиша, на мерцающее пятно света, бликов и звон репродуктора. Он смутно увидел призрак надувного финишного створа, тенью проплывший на фоне сиреневого телевизионного света, с облегчением услышал электронный писк финишной линии, ноги у него начали подламываться. Его подхватили под руки и бока и повели, поливая водой, но через пару шагов Стив повалился на четвереньки на синтетическое покрытие, смахнул очки и все поливал на затылок водой из пластиковой бутылки, опираясь левой рукой о землю, наслаждался холодным пузырящимся потоком, текущим по волосам, лицу и спине… Постепенно он освободился от многочасового ритма, вселенная остановилась. Нужно было отрабатывать долг телезрителям и выборщикам Сан-Лазара. Стив вскинул руки, улыбнулся, стоя на коленях, и, уже выпрямляясь, понял, шума приветствий нет, что он поднимается и улыбается в зияющую тишину, в которой только чуть попикивают камеры и шуршат аккумуляторы. Он провел по лицу ладонью и проморгал залитые водой ресницы. Вокруг него стояла толпа репортеров, судей, волонтеров, и все молча смотрели на него во все глаза. В буквальном смысле – во все. У того, что все еще поддерживал его подмышку, было четыре маленьких круглых глаза, у судьи с вымпелом в растерянных руках – три кривоватеньких неправильным треугольником, у того репортера – шесть или сколько? Все они были генетическими китайцами, большими зелеными человечками. Они стояли и смотрели на Стива, а за их спинами на густом синем небе глупо выглядывали из-за финишного створа две полные луны – большие и розовые, как два баскетбольных мяча. Стив сел на синтетику, на провода камер и подумал – ну, а призовые-то я хоть получу? |