С TauWiki

MaraTales: Сегодня мне приснился сон

Сегодня мне приснился сон…

Я, конечно, не застал времена финишных ленточек, настоящих, а не нынешних декоративных, но вот она передо мной – широкая, белая, больше похожая на ленту-волчатник, чем на финишную, на барьер для бега спрепятсвиями, даже на шлагбаум. Я налетел на нее грудью, навалился, но она мягко оттолкнула меня, и я повалился на спину и с хрустом, раздирая майку и подскакивая, поехал на спине под непорванную трепещущую преграду, за линию финиша и дальше. Повалились и поехали со мной судьи, судейские столики, болельщики, простые прохожие и собаки. Все повалились и поехали, подскакивая и громыхая.

Я ехал по асфальту на спине, но асфальта не чувствовал. Потом, довольно быстро, движение выровнялось, я заскользил головой вперед ровно, плавно, быстро, глядя только в небо. С неба сыпался дождь и в глазницах образовались лужицы воды, но они не мешали смотреть. Я смотрел: по сторонам назад отъезжали почему-то голые ветки деревьев, небо оставалось голубым-голубым, несмотря на дождь, который, впрочем, уже прекратился, и в небе летали далекие птицы.

Мне стало интересно, что это за птицы, я начал присматриваться – чайки? Нет, вроде бы пингвины. Пингвины летели надо мной по голубому небу, а я мерно скользил под ними, глядя вверх. Тут я понял, что смотрю не вверх, а вниз, в глубину синего океана, и пингвины проплывают подо мной, и я медленно и сонно покачиваюсь на волнах, растворяясь…

И я бы покинул сон, растворившись вместе с ним, но тут рядом оказался Томас. Маленький старый Томас в красной рубашке и серых в мелкую клетку брюках с тонким кожаным ремнем – он сказал: «Что, не преодолел финишной ленточки? Значит снова нужно бежать!» Мы стояли уже около стартовой линии, точнее, я перед линией, а Томас напротив на беговой дорожке, и у него в руках был его знаменитый стартовый пистолет – огромный и блестящий револьвер. Я ответил, что второй раз подряд марафон не побегу, что это перебор. Тогда Томас сказал, что в таком случае ему придется меня застрелить. Он поднял свой револьвер и навел его мне точно в грудь. Остальные бегуны, откуда-то постепенно возникшие, окружили нас полукругом и смотрели, что будет дальше. Марк, Густав, Алексей, кто-то еще и много незнакомых.

Томас держал револьвер наведенным мне в грудь, а я стоял и смотрел на него. Потом Томас забыл про меня, поднял руку с пистолетом вверх и выстрелил. Я увидел, как все сорвались и побежали, а я упал, и сон закончился.

Сегодня мне приснился сон…

Мы сидели в раздевалке Нового стадиона, готовясь к старту. Я подозреваю, что раздевалки Нового стадиона, расположенные в цокольной части, были изначально построены безо всякой вентиляции, а деньги, щедро отпущенные на строительство в преддверии олимпиады, полезно освоены подрядчиком и заказчиками в личных целях. Так или иначе, в непроветриваемой раздевалке висел вечно-привычный, густой до вязкости запах пота, мочи и разогревающих спортивных мазей.

Здесь было много спортсменов; каждый занимался своими предстартовыми делами – переодевался, растирал икры, упаковывал вещи в спортивную сумку. Посередине раздевалки стояли голые Георгий, Марк и Ян Клемецки, щипля друг друга за бока и сравнивая, у кого меньше подкожного жира. Их хохот громыхал по кафелю, отражаясь от глухой дальней стенки с мертвым квадратом вентиляционного отверстия, прокатываясь вдоль шеренги крашеных металлических шкафчиков до другой стенки, где мешался с шумом воды из душевых.

Они стояли так: Марк лицом ко мне, перед ним Ян, почти загораживая Марка, а Георгий как-то выпадал из действия, но все равно присутствовал. Хохот расширялся, и в нем начали проскальзывать какие-то визгливые возбужденные ноты. Я увидел, что Ян начал заменяться женщиной: перед Марком спиной ко мне стояла уже, кажется, Христина – мы учились с ней на первом курсе, и с тех пор я ее больше не встречал. Христина стояла перед Марком послушно и ровно, у нее были длинные черные волосы ниже лопаток, концы их загибались, голые ягодицы были округлые и упругие, и носки она держала чуть врозь. От Яна ей остались ярко-красные марафонки, а больше на Христине ничего не было.

Георгий и Марк хохотали уже с хрипом, и я понял, что сейчас они начнут трахать Христину. Я почувствовал колебание, что делать: защищать девушку, громко возмущаться или присоединиться к ребятам. Однако, смуглые гладкие ягодицы выражали полное одобрение предстоящему и в защите явно не нуждались, остальные же фоновые герои сна занимались своими делами и ни чуть не интересовались происходящим. Начавшаяся эрекция положила бы конец моим сомнениям в пользу последнего варианта, но тут со стадиона объявили приглашение на старт.

Мы оказались уже на старте, и сразу прозвучал выстрел. Я побежал. Тут обнаружилось неприятное: оказывается, я не успел одеться и бежал абсолютно голый среди толпы марафонцев. Более того, эрекция моя не прекратилась, и я бежал с торчащим членом. Мне стало стыдно, и я попытался скрыться за спинами других участников забега. Однако, наивная попытка спрятаться провалилась: как-то сразу я оказался одиноко впереди пелетона, как капельмейстер, неся торжествующий фаш. Болельщики начали смеяться надо мной. Особенно усердствовали дети, показывая на меня пальцами, а их жеманные мамаши закрывали им лица ладонями и хихикали, открывая мелкие зубы и исподтишка сверкая глазками.

Член мой, вышедший из повиновения и последних рамок смысла, рос: он вытянулся и загнулся, стал похож на резиновую надувную трубку, из которой клоуны, поскрипывая, ловко сворачивают разноцветные упругие игрушки юным посетителям детских парков. Он оказался на уровне моего лица и в такт шагам начал пошлепывать по щекам, губам и глазам.

Тут справа меня обогнали Георгий и Марк. Они бежали в затылок друг другу и несли под мышкой Христину. Они смешно подкидывали колени и хитро оглядывались на меня. Меня поразило, что они легко обошли меня, неся такую ношу, но я сразу же понял, в чем дело: Христина была резиновой надувной женщиной. Она тоже поглядывала на меня украдкой нарисованными глазами и тихонько смеялась. Рот у нее был выполнен в виде круглого ровного отверстия. Христина была голая, гладко-розовая, а на ногах у нее оставались красные марафонки Яна.

Я, конечно, не мог выдержать такого нахальства на дистанции, и бросился догонять соперников. Нагота моя сразу прекратилась, побежал я нешуточно, но нагнать бессовестную парочку не мог, как ни старался. Они продолжали бежать впереди, лукаво оглядываясь и комически подкидывая колени.

Немного – я разобрал: они ехали на велосипеде-тандеме и движения их ног объяснялись тем, что они синхронно вращали педали. Велосипед поскрипывал, и в такт поскрипывала резиновая Христина. Я поднажал, ускоряясь, и вдруг увидел, что велосипед с Георгием и Марком оторвался от земли. Они поднимались выше, замелькали на уровне ветвей деревьев и поднялись в небо.

Там велосипед с ездоками оказался большой птицей. Она кружила надо мной и кричала скрипучим голосом. Я стоял и смотрел на птицу. У нее были красные лапы. Тут рядом оказался Томас; он тоже смотрел вверх. Я каким-то образом видел одновременно и небо с птицей, и профиль Томаса, задравшего изможденное смуглое лицо с острым горбатым носом. Потом Томас достал свой большой никелированный стартовый пистолет, поднял его над головой, подождал и выстрелил.

Птица начала падать. Потом она внезапно с треском и звоном рухнула прямо мне под ноги. И осталась лежать грудой металла – это был искореженный мотоцикл. В стороны катились какие-то мелкие детали, а из-под мотоцикла вытекала темная лужа, похожая на кровь.

Что было во сне дальше, я не помню.

Сегодня мне приснился сон…

Опять оказался на соревнованиях. Старт давался со стадиона: стартовый городок был оборудован в секции за торцом футбольного поля, голубая надувная арка, из-под которой разворачивается бег, натянута поперек дорожек, и я делал на тартане последние растяжки и ускорения.

Раздался длинный свисток судьи – на старт!

Я подбежал к арке, чтобы занять свое место, и тут выяснилось, что нам предстоит не марафон, а спринт: на старте были установлены колодки, и соперники уже стояли в них скрючившись, как разноцветные жучки, ожидая команды. Я растерялся, и тут раздался голос: «Игмар, тебе специальное приглашение нужно? На старт!» Голос шел сверху, и я увидел Томаса. Он стоял на вышке, похожей на вышку для прыжков в воду и располагавшейся прямо около дорожек; тут же обнаружилось, что футбольное поле стадиона залито водой и, собственно, представляет собой большой бассейн. Томас перегнулся через перила вышки и покрикивал на меня сверху.

Я встал в колодки. Томас дал короткий свисток – «внимание!» Все – и я тоже – поднялись с колен и замерли в ожидании. Как бывает во сне, я видел сцену со стороны. Томас стоял на площадке вышки держась одной рукой за перила – маленький, коричневый, в красной рубашке. Другую руку в нарукавнике шахматной раскраски он поднял круто вверх и в ней гордо сиял большой пистолет, незаменимый и вечный револьвер Томаса. Он, как всегда, длил паузу – большого стартера делает правильно выдержанная пауза. Воздух звенел в ожидании, напряжение нарастало. Я подумал, что было бы здорово, если бы сияющее оружие Томаса перевесило его сухонькое тельце, и он бы свалился вниз – неважно, в бассейн или прямо на дорожки.

Но сон не послушался, как это иногда случается, и старт обрушился. Слева и справа сорвались и помчались, я рванулся тоже – но колодки вцепились мне в ноги, и я заколдобился по дорожке, волоча их на своих кроссовках. Это были колодки древнего образца: такие сложносочиненные металлические конструкции-трансформеры из нескольких подвижно соединенных элементов, собирающиеся в ножные упоры. И вот они зацепились за мои ноги и лязгали сзади, развернувшись на самостоятельные металлические члены, жившие злобной коллаборационистской жизнью. Я бы непременно упал, но воздух стал густой и вязкий, и я в стартовом наклоне продавливался через него как через варенье, а колодки, огрызаясь, клацали при каждом шаге.

А сзади нарастал шум. Он ширился и поднимался, наполнялся угрозой и злобой, подкатывал, рос, брызгал яростью. Как рев тяжелого танка, как топот стада африканских слонов, как тупая мощь асфальтоукладчика с единственным во всю ширь колесом до небес, как рокот самосвала… В ужасе я напрягся изо всех сил, но воздух предательски сгустился до полного непреодоления, и я повис над дорожкой, прорастая в нее металлическими разлатыми корнями.

Как бывает в моменты кошмара, я осознал, что это кошмар сна; я опустил глаза и посмотрел на свои раскрытые ладони – говорят, если во сне посмотреть на ладони или если закрыть глаза, то проснешься. Я посмотрел на ладони – и воздух, вздохнув, провалился подо мной, ноги отцепились, и я начал падать лицом вниз, покатился по лестнице по ступенькам, подпрыгивая. Вместе с лестницей прекратился сон: последнее, что было – надежная плоскость нижней лестничной площадки, коричневые плитки пола и покой.

Сегодня мне приснился сон…

Я получил приглашение сдать допинг-тест. Проходить его нужно было почему-то в старой городской больнице послевоенной постройки. Реконструкция с тех пор там, видимо, так и не проводилась: я помню такие больницы лишь по детству.

Я шел по больничному коридору. Я был в классической диспансерной форме, то есть в только трусах – не с спортивных, а в обычном нижнем белье. Плитки коричневого цвета холодили босые подошвы. Стены коридора были облицованы в рост человека серо-голубым кафелем, а выше покрашены в неопределенный цвет, закрытые двери покрыты облупившейся масляной красной. Тусклый свет висел клоками, оставляя пролеты коридора в тени.

Больница была пуста, я шел по коридору, неся в руках направление на анализ – листок бумаги формата А4, – и поглядывал направо и налево, на двери, пытаясь понять, куда мне нужно зайти. Потом в конце коридора, в торце, стал различаться тщедушный свет желтого плафона над дверью, и я понял, что мне нужно туда, в эту дверь.

За дверью была операционная. Квадратная комната, холодный белый кафель на стенах, раковина. Яркий свет от операционных ламп не трогал стоячие тени по углам и концентрировался на операционном столе. На нем, накрывая что-то грузное и угловатое, крахмальным монбланом громоздилась белая простыня. За столом, со стороны, противоположной двери, и скрытый от меня почти по грудь, стоял человек. Он был в белом операционном халате, запахивающимся назад, без пуговиц, белая маска закрывала его шею и лицо под самые глаза, операционной шапочки на нем не было. Он сосредоточенно опустил глаза вниз, то ли перебирал что-то, то ли писал – мне было не видно. Он поднял на меня взгляд, и я узнал – это был Стив, умерший в прошлом году на ультрамарафоне в Калифорнии.

Он молча спросил меня: «Показать?» - и я попятился к двери, выставляя вперед листок направления, держа его перед собой за углы двумя руками, как будто защищаясь, как будто показывая, что пришел сюда не за этим. Но Стив взял невидимыми мне руками простыню и потянул, и она медленно начала сползать, открывая то, что лежало на операционном столе. Я хотел уйти, но смотрел. Показались блестящие металлические вещи, откровенные и приковывающие, как улыбка идиота. Открылись черные колеса и какие-то трубки. Простыня упала к ногам Стива.

На белом операционном столе лежал мотоцикл.

Сердце мое заколотилось бешено, и я проснулся в черную ночь.

Игмар проснулся.

В глазницах его стояли слезы, виски и подушка были влажными. Он полежал с закрытыми глазами, прислушиваясь. «Марта?..» Квартира молчала. Просторная пустая квартира была наполнена хлопотливой тишиной позднего летнего утра: где-то в трубах переговаривалась вода, токали большие старые часы в соседней комнате, из-за окна раздавались крики играющих детишек, далекий лай и шум машин. Игмар открыл глаза. Солнце освещало шторы на окнах, наполняя комнату золотом. Пол пересекала яркая указка света, протягиваясь до книжных стеллажей, карабкалась по ним вверх до большого красного тома. Кажется, Ивлин Во.

Игмар поразмышлял, стоит ли предпринимать путешествие до туалета. Перегнулся, достал утку, сунул ее под одеяло, повозился, устраиваясь, и замер. Потом вытащил потяжелевший и теплый неприятным теплом сосуд и задвинул его обратно под кровать. Сел, откинул одеяло. Худые бледные ноги лежали параллельно на белой простыне. Он взял руками правую ногу – одной рукой под колено, другой за голень – и поставил ее на пол. Взял руками левую ногу и поставил ее рядом с правой. Дотянулся, подкатил кресло поближе, взялся руками за подлокотники и перенес себя в кресло. Перехватился руками, сел глубже. Поставил ноги на ступеньку и запахнулся пледом, подоткнув его так, чтобы колени не разваливались в стороны. Развернулся и катнул кресло к столу.

По пути указка света пробежала по Игмару, как голубой луч сканера пробегает по фотографии, последовательно освещая: бледные ступни, запахнутый бордовый плед, колесо со сверкнувшими спицами, руки, тренированное плечо, смятые сном светлые волосы, спинка кресла. Сканер погас, указка упала на пол.

Игмар подъехал, включил компьютер, подождал, пока он загрузится, пододвинул клавиатуру и, сберегая под ресницами зыбкий призрак ночных злоключений, набрал:

«Сегодня мне приснился сон…»

Получено с http://www.tau-site.ru/wiki/index.php?n=MaraTales.06Dreams
Последняя редакция от 20.11.2013 00:14