Название "Круг второй" cокуровского фильма отсылает одновременно и к Солженицыну, и к Данте. Впрочем, отсылка к Данте тут же упирается в тот факт, что у поэта рубежа эпох в кругу втором пребывают сладострастники, а у Сокурова это та самая область ада, в которую проваливались неудержавшиеся в солженицевском круге первом: город-дыра, город-прореха, панельная щель где-то у полярного круга, где ночь неотличима от дня, дома стоят на границе стужи, а основное население - вышедшие на химию зэки и их бывшие охранники.
Вообще-то говоря об аллюзиях, вернее было бы вспомнить Андреева. Фильм заморожен в одном из его бесчисленых адовых уголков, бессмысленых, угрюмых, заселенных существами без лиц, без эмоций, бессознательно движущимися и по-привычке жестокими. В круг второй навечно впечатан лишенный осознания своей души герой, механизмы второстепенных действующих лиц, замороженный мутный город, и сам фильм не может выдавиться из него, стиснутый в тесном адовом пространстве набитого "химиками" раскачивающегося автобуса...